Эту историю очень непросто рассказывать — долго приходится подбирать слова. В ней много тяжелого, грустного — и очень много надежды, что однажды маленький мальчик Саша станет обычным озорным мальчишкой, веселым, ловким и сильным. А его мама Света станет обычной мамой — улыбчивой и радостной. Но пока они только учатся.

Когда мы разговаривали со Светой, обе плакали. Светлана долго колебалась, стоит ли говорить о том, через что им пришлось пройти — и что еще предстоит.

Ее сыну всего четыре месяца. Точнее, ему уже целых четыре месяца — он выжил, несмотря на все мрачные прогнозы и диагнозы.

«У нас долго не получалось забеременеть — удалось только после смены протокола ЭКО. Все эти попытки отнимали силы, время, эмоции. В какой-то момент я поняла, что это становится навязчивой идеей и так нельзя — иначе я начну сходить с ума. Сходила к психологу — и через два года работы пришла в себя, смогла принять себя, свой брак и свое желание родить любой ценой. И сразу, как только немного расслабилась, все получилось.

Прижились оба эмбриона. При этом постоянно кровило, была угроза преждевременных родов, приходилось принимать лекарства, делать уколы, лежать под капельницей. Я почти не могла есть — токсикоз такой, что похудела к четвертому месяцу на шесть килограммов, а во мне и до беременности было всего 50.

Потом стало немного полегче, но один из моих детей развивался чуть медленнее: хуже набирал вес, хуже был кровототок в плаценте, сердечко билось не так ровно, как нужно. В общем, к 30-й неделе один из моих сыновей умер. Мне до сих пор очень тяжело говорить об этом, а тогда я была просто раздавлена.

Разом рухнули все мои надежды на естественные роды — в уютной атмосфере, с красивой музыкой, цветами и свечками. Не нужна стала большая коляска для двойняшек, которую я так долго выбирала. Просто часть меня недавно была живой — и ее не стало.

Маленькое сердечко перестало биться, и мне казалось, что мое сердце рухнуло куда-то вниз, в черноту.

Для того, чтобы спасти второго малыша и меня, врачи приняли решение кесарить. Сразу предупредили, что шансы на то, что все пройдет хорошо, довольно низкие, на таком сроке ребенок еще очень незрелый. Я все понимала: перед операцией позвонила маме, бабушке, лучшей подруге. Просто так, услышать любимые голоса.

Во время наркоза я видела сон — двое мальчишек бегут ко мне по лесу. Деревьев очень много, лучи солнца наискосок, цветы, бабочки. Оба крепкие, взлохмаченные, босоногие. Тут выходит из-за дерева мой отец — он погиб, когда мне исполнилось 20. Тоже идет ко мне, обнимает — такой теплый, светлый, счастливый. Я плачу, кричу: “Папа, как здорово, что ты тоже теперь с нами. Смотри, какие у меня тут мальчишки”. А он мягко меня оттолкнул, и говорит: “Не плачь, родная. Один будет с тобой, а один со мной”. Отвернулся, подхватил на руки одного из них — и ушел, не оборачиваясь. Очень четко это увидела и запомнила.

Конечно, смотреть на них было страшно. Оба черно-синие, без ресниц, сморщенные, скрюченные. Крошечные — Саша 1450, второй малыш — чуть больше 800 граммов. Обоих унесли. Такое опустошение было — не передать словами. Я физически эту пустоту очень долго чувствовала, только сейчас начала оттаивать, учиться переставать ненавидеть свое тело за то, что оно меня предало — не удержало, не справилось. Это очень горько, очень холодно — такой склизкий комок в солнечном сплетении.

Следующие дни мне вспоминаются какой-то лентой, почти без цвета. Очень монотонно: я могу, наконец, встать. Я могу похоронить сына. Я могу сцедить капли молозива. Я могу увидеть Сашу через стекло в инкубаторе для новорожденных — а он как гном в своей шапочке, весь в трубочках. Сейчас смотрю на нее и не верю — такая маленькая, кукольная, а на нем казалась огромной. Вот он чуть подрос, чуть разгладилась кожа, вот я первый раз тихонько касаюсь его крохотных пальчиков.

Самым сложным было не плакать прямо там: мне доктор сразу сказала, что слезы я свои уже выплакала по одному сыну, а второго нужно учить жить. Дети все чувствуют — и к ним нельзя приходить без надежды. Со слезами и страхом — нельзя.

Сжать зубы, собрать в себе все, что есть, самые маленькие кусочки радости. Выжать из себя, как молоко драгоценное — и с этим идти к ребенку. Только так.

Говорили, что у Саши ДЦП, и что внутренние органы очень слабые, могут отказать в любой момент. Говорили, что дыхание очень неровное — может перестать дышать. Оставалось только молиться и ждать. За эти дни я очень много слов молитвы сказала. Не вслух, не в церкви. И всегда помнила, что папа только одного сына с собой забрал. А второй — со мной. От близких тогда была фантастическая поддержка, я бы одна не справилась, наверное. Говорили очень мало — да и что тут говорить? — в основном, за руку постоянно кто-то старался держать. То мама, то муж.

Через 70 дней мой сын достиг веса 2500. Представляете? И я смогла забрать его домой. Сейчас все потихоньку выправляется дальше — но диагнозы остались, конечно. И с глазками все не очень хорошо, и со слухом. Головку Саша пока не держит, день за днем отвоевываем потихоньку и вес, и дыхание, и питание.

Мой сын — настоящий боец. Уже начал улыбаться. Я знаю, что нам предстоит очень много работы, тяжелой и трудной. Я знаю, что нужно будет проходить реабилитацию, чтобы Саша смог дальше двигаться нормально. Он сможет. Мы вместе — сможем.

Чего тут рассказывать — мамы недоношенных детей поймут, что это такое, когда каждый новый день — как маленькая победа. Выстраданная, построенная руками и бесконечными упражнениями. А потом — снова и заново, и так по кругу. Выправимся, поправимся».

Светлана сказала, что сейчас оформляет документы по усыновлению еще одного мальчика — увидела его, когда забирала Сашу домой, и не смогла забыть. Все же изначально под ее сердцем бились два — вот пусть два и будут. Света смеется, не переставая всхлипывать: «Ну, я всегда упрямая была, с папой спорила. Вот оставил мне одного сына — а второго, получается, судьба послала. Да и коляску я тогда оставила, не успела продать — вот и пригодится».

Спецпроект «Рожденные раньше срока: истории и факты о недоношенных детях»

Все материалы спецпроекта