Боль от потери ребенка длится долго и может разрушительно сказаться на отношениях. The New York Time опубликовал историю Миры Птацин и ее мужа Эндрю.
Это было на пятом месяце беременности. Спустя несколько минут после того, как мы сделали УЗИ, воздух в кабинете наполнился оглушительной тишиной. Исследование показало, что у ребенка в моем животе был целый букет врожденных дефектов и никаких шансов на выживание после появления на свет.
Врачи поставили мне диагноз «голопрозэнцефалия» и предложили три варианта дальнейших действий: прервать беременность, вызвать роды и родить плод, обреченный на смерть, или подождать, пока трагедия развернется сама собой, естественным образом.
Десять дней спустя я уже не была беременна. Через месяц мой жених Эндрю и я поженились. Из моей груди подтекало молоко, я носила большую прокладку и все еще кровоточила, когда сказала «да».
Мира Птацин и ее муж Эндрю поженились спустя месяц после потери ребенка
Это случилось 12 лет назад. С тех пор я общалась с многими врачами и экспертами «по тяжелым потерям».
Когда мы с Эндрю проходили через все стадии нашего горя, многие из этих профессионалов предупреждали нас, что количество разводов после потери ребенка поразительно высокое. Нам говорили, «до 90 процентов». Эта статистика, скорее всего, взята из одной из первых книг о потере детей «Погибший родитель», написанной Гарриет Шифф.
Однако эта книга была опубликована в 1977 году, и исследование Шифф вряд ли является актуальным. Прежде всего, там приводится мало эмпирических данных. Кроме того, статистике сложно учесть все нюансы отношений в паре, то есть сложно отделить влияние потери детей на отношения в паре от влияния других семейных проблем. Тем не менее, профессиональные терапевты, психологи-консультанты и семейные пары приходят к одному мнению: сохранить брак после смерти ребенка невероятно трудно.
«Вы — единственные, кто остро переживает потерю вашего ребенка, и, кажется, от этой боли можно потерять себя», — говорит Энн Белден, тренер по планированию семьи, которая занимается работой с женщинами и парами, переживающими бесплодие, усыновление и потерю ребенка.
«Вы смотрите в глаза своего партнера и видите столь же глубокое отчаяние — это усиливает вашу боль и может быть совершенно невыносимо».
Быть наедине со своей печалью — сложно, считает Белден, но решение делить это горе с человеком, который переживает потерю вместе с вами, тоже срабатывает «во вред». Довольно часто вместо взаимопомощи происходит разлад в отношениях.
«Сразу после трагедии, — говорит Белден, — у людей могут возникать самые разные состояния: острое отрицание, клиническая депрессия, нежелание или даже невозможность двигаться». Горе движется хаотично: появляется, когда вы меньше всего его ждете, и уходит на задний план, когда вы были настроены принять его. Способы реагирования людей на горе так же разнообразны, как и «траектории» их переживаний, и это несовпадение между партнерами может вызывать негодование».
По словам Белден, партнерам хотелось бы «страдать одинаково и одновременно». Например, если у одного горе вызывает бессонницу, и он всю ночь смотрит на потолок спальни, то звук храпа другого партнера может вызывать у него настоящую ненависть.
В то тяжелое время, когда мы только потеряли ребенка, этот храп приводил меня в бешенство — как он может спать, ведь нашего ребенка только что не стало?
А как он может хотеть секса? Мы были молодоженами, и мой муж хотел заниматься сексом, но я хотела только одного: чтобы меня не трогали и даже не смотрели на меня. В результате мы только изредка держались за руки. Некоторые находят в привязанности помощь, но прикосновения просто раздражали меня. Горе грубо и безжалостно, оно изолирует, сбивает с толку и приводит в бешенство.
«Большинство женщин сообщают, что испытывают чувство стыда и вины после потери беременности. Эти эмоции также часто включают в себя чувство предательства или ощущение дефективности собственного тела», — говорит Джессика Цукер, доктор и психолог, специализирующийся на репродуктивном здоровье женщин.
Доктор Цукер советует своим пациентам прислушиваться к себе и двигаться по пути к возвращению нормальной супружеской жизни в удобном для них темпе. «Не существует "правильного" или "неправильного" подхода к принятию самого себя, — говорит она, — за исключением того факта, что вы должны уважать свои чувства».
По словам Белден, в момент скорби парам стоит обратиться за помощью. Она настоятельно рекомендует попасть к психотерапевту, но, если вы не можете себе этого позволить, существуют группы поддержки родителей после утраты и потери детей, бесплатные и доступные.
Через год после смерти дочери я нашла терапевта, который работал в Медикейд (программе бесплатной медицинской помощи нуждающимся в США — прим. ред.)
Что касается нашего брака, мы с Эндрю делали, что могли. Мы были вместе всего восемь месяцев, когда потеряли ребенка — у нашего брака было самое трудное начало, которое только можно представить. Мы старались изо всех сил.
Мы переехали в новую квартиру, взяли вторую собаку, старались заботиться о себе. Я написала книгу о своем опыте потери, а Эндрю стал играть в команде по регби. Мы отпраздновали нашу первую годовщину свадьбы, затем вторую. Мы делили спальню, но жили в разных мирах.
Тревожный звонок для нас прозвучал тогда, когда прибыла полиция: наши собаки укусили незнакомца в парке, и это был уже не первый раз. Мы почувствовали, что наши собаки, которые стали для нас детьми, уловили нашу плохую энергию. До нас дошло, что мы с Эндрю бывали вместе только тогда, когда выгуливали их. Да, мы двигались вперед после потери ребенка, но двигались в разных направлениях.
Мы решились на перемены. В течение нескольких недель мы сообщили на работе о наших планах, арендовали дом и взяли несколько фриланс-проектов. Мы переехали на маленький остров недалеко от Мэна. Мы были уверены, что нам это нужно: медленный темп, свежий воздух и новый старт.
Именно этот шаг спас наш брак. В конце концов, все сводилось к уважению: уважению к переживаниям, потребностям другого человека, уважению к реакции партнера на горе (любой, пусть и неожиданной) и, в конечном счете, уважению к нашим отношениям.
Мы потеряли нашего ребенка, но продолжали бороться сообща. Мы решили выжить, индивидуально и в команде.
В октябре мы отпраздновали нашу 11-ю годовщину свадьбы. В июне было 6 лет нашему сыну Тео; а наша 4-летняя дочь Симона учится кататься на сноуборде в горах штата Мэн.
У наших двух собак есть своя собачья дверь и огороженный двор, и они давно никого не кусали.
Когда травма нашего прошлого все же дает о себе знать или один из нас проявляет слабость, мы отмечаем, что это «эффект горя». Мы относимся к этому явлению с уважением и позволяем ему пройти, предоставив ему для этого необходимое время и пространство.
Это явление, это горе всегда будет с нами, среди звуков океана, хихиканья наших детей, лая наших собак. Все вместе эти звуки создают прекрасную какофонию — симфонию радости, окрашенную в грусть.
Источник: parenting.nytimes.com
У нас есть статья о том, как пережить горе от смерти ребёнка или другого любимого человека.
{{amount}} {{declOfNum(amount, ["комментарий", "комментария", "комментариев"])}}
Оставьте комментарий